Сюжет о судьбе Московского патриархата в Украине движется к кульминации. И по мере ее приближения, проясняется интрига и повышаются ставки. Еще недавно можно было гадать, какую стратегию выберет власть: преследование конкретных священнослужителей за конкретные преступления или прямой законодательный запрет на деятельность структур Моспатриархата на территории Украины. Свои преимущества и недостатки есть в обеих. Первая — более сложная технически и более продолжительная, но относительно безопасная с точки зрения возможных обвинений в нарушении свободы совести. Вторая — более быстрая и решительная, но сопряженная с разного рода рисками.

Детектив, который нам не показали

В какой-то момент можно было предположить, что украинская власть пойдет путем более длинным, но и более надежным — путем преследования по закону священнослужителей, продвигавших под церковными вывесками «русский мир». Визиты СБУ в монастыри и епархии, имена одиозных священнослужителей в санкционных списках и списках подозреваемых и даже «сливы» компрометирующих материалов в медиа казались предвестниками будущих допросов и судов.

Но, увы, в долгожданном сериале «СБУ против УПЦ МП» дальше пилотной серии дело не пошло — все заглохло так же внезапно, как и началось. Все, что мы получили после столь многообещающего пролога, — небольшой санкционный список и новости петитом, что кого-то из фигурантов «лишили украинского гражданства». То есть фактически вывели из-под юрисдикции украинского уголовного законодательства.

Единственным ощутимым результатом рейдов СБУ и информационной кампании, его сопровождавшей, стало то, что в обществе — в массе своей довольно равнодушном к церковному вопросу — образ УПЦ МП как врага приобрел более выпуклый и законченный вид.

Но, судя по всему, реальной чисткой авгиевых конюшен УПЦ МП от агентов «русского мира» ни СБУ, ни другие органы государственной власти заниматься не собираются. Их можно понять: это сложно, долго и не телегенично. И, главное, зачем — если проблему можно решить гораздо быстрее и эффектнее? Одним решительны политическим ударом — прямым запретом на деятельность структур МП в Украине.

Мнение экспертов: УПЦ — МП!

Подготовка к ликвидации структуры УПЦ МП предполагает два важных этапа: принять закон о недопустимости работы церковных структур, аффилированных с центрами в стране-агрессоре, и доказать аффилированость УПЦ с ее московским центром.

Собрать и проанализировать доказательства должна была экспертная комиссия, созванная при Департаменте этнополитики и свободы совести. Изучив документы УПЦ МП и РПЦ, комиссия пришла к выводу, что УПЦ МП была и остается структурной частью РПЦ. Несмотря на заверения в «полной автономии» и решение собора, которое, в сущности, в статусе УПЦ МП ничего не изменило. Этот экспертный вывод в Киевской митрополии, конечно, оспаривают. Но материалы, опубликованные комиссией, выглядят вполне убедительно.

Это означает, что после того, как «закон о ликвидации» будет принят, у УПЦ МП останется не так много пространства для маневра. Либо соглашаться на полный и фактический разрыв с Московским патриархатом, либо переходить на полулегальное положение и пытаться сохранить свои приходы в условиях децентрализации. Оба пути крайне неприятные.

Разрыв с Московским патриархатом поставит УПЦ МП в сложную каноническую ситуацию. Фактически она окажется в расколе — т.е. в том положении, в каком долгие годы существовала УПЦ КП патриарха Филарета. В МП очень долго пугали своих прихожан «расколом», так что теперь пройти по этому пути будет особенно сложно.

Но путь децентрализации не менее сложен. После запрета на деятельность УПЦ МП приходы, принадлежащие к этой церкви, будут вынуждены перерегистрироваться. В качестве «свободных», т.е. не принадлежащих ни к одной из существующих централизованных церковных структур (сомнительно, что они захотят сразу присоединиться к ПЦУ). В перспективе такое «рассыпанное» состояние приведет к ослаблению связей между приходами, появлению разных центров притяжения и в конечном итоге либо возникнет новая церковная структура, либо то, что было когда-то УПЦ МП, отчасти маргинализируется, отчасти тихо растворится в кипящем котле новейшей истории.

В обоих случаях можно было бы говорить об успехе ликвидации Моспатриархата в Украине. Но есть нюансы.

Церковная карта мира и войны

«Ликвидация церкви» звучит скандально для уха, не оглушенного взрывами и сиренами воздушных тревог. УПЦ МП и ее российские помощники не покладая рук трудятся над тем, чтобы скомпрометировать эту инициативу за пределами Украины. Главным образом на Западе. «Гонения на церковь» защитники «единственной канонической церкви Украины» регулярно скармливают и западным телезрителям, и «братьям по вере» — мировым церковным лидерам, включая Папу Римского и владык поместных православных церквей. На телевизор иногда можно махнуть рукой — пропаганда такая пропаганда…

Но с церковным протестом — если он возникнет — может получиться неудобно. А возникнуть он может, поскольку затронуты «цеховые интересы» — формируется неприятный для церковных организаций прецедент, при котором в европейском государстве власть по политическим соображениям может вмешаться в деятельность церкви и т.д.

Именно на это и рассчитывает УПЦ МП, нажимая на все рычаги: обращается к мировой общественности через СМИ, засыпает коллег по церковному служению обращениями, в которых смешивает грешное с праведным и правду с ложью, не зная, что именно сработает в каждом конкретном случае.

Что-нибудь может, конечно, сработать. Но гарантии нет. В мировом православии и церковном поле вообще, так же, как и в поле геополитическом, все зависит от военного и политического успеха Украины. Как изменится политическая карта в нашем углу Вселенной — так изменятся и расклады на светских и церковных игровых столах. Где в данный момент все замерло в ожидании, когда одна чаша весов уверенно перевесит.

В УПЦ МП по привычке апеллируют к московским православным сателлитам — Болгарской церкви, Польской, Сербской, отчасти Грузинской — в уверенности, что эти-то поддержат, всегда поддерживали. Но положение РПЦ пошатнулось в не меньшей (даже в большей) степени, чем положение Кремля на мировой арене. Короткие поводки, на которых МП держало своих православных сателлитов, несколько ослабли. А «при хорошем ветре» — успехе Украины в ее войне с империей — у них появляется шанс и вовсе избавиться от этих поводков. Расстановка сил и влияний в мировом православии уже меняется и может еще больше измениться в ближайшем будущем.

На выход из «Русского мира»

Не стоит обижаться на тех, кто «за наш счет» решает свои проблемы. Политика — искусство возможного, и каждый пользуется той возможностью, которая ему предоставляется. Хорошо, если воспользуется. Хуже, если так и будут жить мифами и иллюзиями прошлого.

Нас это касается в той же мере, что и условных «их». Потому что один из основных рисков избранной властью стратегии борьбы с МП в Украине — стратегии ликвидации и запрета — состоит даже не в том, «что о нас скажут» по Fox News, на Совбезе ООН или во время папской аудиенции. А в том, сумеем мы победить таким путем или нет, и что именно мы назовем победой.

Проблема стратегии ликвидации без расследований и уголовной ответственности конкретных исполнителей — такая же полумера, как преследование конкретных исполнителей без политического решения о ликвидации филиала «русского мира» на территории Украины. Это две стороны одной монеты, и без каждой из них эта монета не стоит и ломаного гроша.

Доктрина «русского мира» и «единства Святой Руси», продвигаемая УПЦ МП, — это имперский проект, за который мы платим слишком высокую цену. Он должен быть закрыт — так же, как были запрещены нацистская и коммунистическая идеологии. И, кстати, из истории запрета и осуждения этих двух идеологий мы можем извлечь урок.

Победа над нацистской идеологией была закреплена Нюрнбергским трибуналом. Коммунизм не получил своего Нюрнберга — никто не был осужден за конкретные преступления, совершенные во имя идеологии коммунизма. В результате к декоммунизации и десоветизации мы идем по дороге, залитой нашей собственной кровью.

Так и ликвидация МП в Украине может не стать точкой в истории деколонизации украинского православия и Украины в целом. Даже если доктрина «святой Руси» будет осуждена, а УПЦ МП — распущена. Единственный способ поставить эту точку — найти виновных, доказать их вину и привести приговор в исполнение. Без этого всегда останется место для спекуляций и сомнений в том, «были ли мальчик».

Наказание виновных — это не о «кровожадном стремлении к мести». Совсем наоборот: это о недопустимости коллективной ответственности. И в то же время — гарантия того, что структуры и идеология, которые были запрещены, не будут в ближайшем будущем реабилитированы и воскрешены под новыми брендами.

С подачи России Совбез ООН решил уделить толику внимания украинскому церковному вопросу. Вполне ожидаемо. Во-первых, церковь — один из способов сохранения влияния РФ в Украине. Во-вторых, Кремль всегда использовал церковь для дестабилизации ситуации внутри Украины, так зачем ему отказываться от этой практики сейчас? Наконец, «притеснение единственной канонической церкви» — один из формальных поводов так называемой российской СВО, а также возможность указать на то, что в Украине не уважают основные демократические свободы и вообще, у нас тут «авторитарная власть».

В своем выступлении постпред РФ в ООН Василий Небензя заявил, что «России известно о подготовке полной ликвидации на Украине канонической УПЦ». Досталось от постпреда РФ и ПЦУ, которая «на своих богослужениях, напоминающих политагитацию, говорит об освобождении святынь из российского плена». Также Небензя предупредил, что «Украина находится в шаге от братоубийственной внутренней религиозной катастрофы», а «находящийся у власти режим только подливает масла в огонь».

Можно было бы сказать, что постпреду РФ надо что-то говорить, как-то оправдывать свою дикую «СВО», особенно после очередного массового убийства гражданского населения в Днепре. Впрочем, Небензя упомянул и этот эпизод — процитировал тезис, что «украинцы сами себя разбомбили». Но главный месседж: РФ имеет моральное, политическое и просто право сильного вступаться за свои интересы в Украине и где бы то ни было. В данном случае, ее «интересы» касаются судьбы УПЦ МП.

Что интересно, в УПЦ МП эта поддержка больше не вызывает восторга. Если раньше в таких случаях руководство просто многозначительно молчало, в этот раз накануне заседания Совбеза отдел внешних церковных связей УПЦ МП опубликовал заявление, что церковь не давала полномочий ни российскому дипломатическому ведомству, ни РПЦ — организациям, «к которым мы не имеем никакого отношения» — выступать от своего имени или в свою защиту. В УПЦ МП прекрасно понимают, что под ними горит земля, а российские покровители, вместо того, чтобы помочь выкрутиться из неприятной ситуации, цитируя постпреда РФ, «подливают масла в огонь».

И здесь ничего неожиданного: покровители УПЦ МП в России именно для этого ей и покровительствовали столько лет, чтобы в нужный момент использовать с максимальным эффектом. Конечно, им бы хотелось, чтобы случилась та самая «братоубийственная религиозная резня». Но, кажется, уже даже в Москве догадываются, что готовность УПЦ МП пожертвовать собой, открыв «второй фронт» внутри страны, — такая же напрасная надежда, как и то, что «российских солдат в Киеве будут встречать с цветами».

Интересно то, что Россия уже почти не скрывает своих истинных намерений — принести УПЦ МП в жертву, превратить ее в церковь-мученицу (не за Христа, правда, а за имперский миф, но какое дело Кремлю до Христа?) УПЦ МП в кремлевской политике всегда была крупной картой. Но в игре, которую заварила Россия, козырей жалеть не приходится.

Однако даже если УПЦ МП не сработает в качестве «второго фронта» — а она не сработает в этом качестве по крайней мере в краткосрочной перспективе — ее «ликвидация», в какой бы форме она ни произошла, остается сильным месседжем для Запада.

Можно уповать на то, что Россию и ее представителя в ООН (который часто выглядит пациентом палаты номер шесть) «никто не принимает всерьез». Вот и в этот раз его выступление раскритиковали как попытку оправдать войну, а заодно напомнили о ситуации с демократическими свободами в самой России — о судьбе крымских татар, Свидетелей Иеговы, священников и верующих ПЦУ и УГКЦ на оккупированных территориях.

Тем не менее отнестись к заявлениям российских дипломатов нам следует с вниманием. Какими бы абсурдными они нам ни казались. Любое сказанное слово, упав на благодатную почву, может прорасти. А абсурдные речи — просто способ рассеять свои слова максимально широко. Авось, какое-то и попадет в цель.

Для Запада разумеется, не имеет значения «единственная» ли УПЦ МП церковь и насколько она «канонична». Важны другие слова — ущемление религиозных свобод, преследование церкви, «авторитарная власть» и т.п. Можно уповать на то, что пока Украина доблестно воюет, она фактически имеет карт-бланш на любые внутриполитические решения. Нам никто не запретит и не помешает проводить их в жизнь. Но надо понимать, что симпатия, которую испытывают к нам на Западе, — не константа. Этот показатель не постоянный. Он может расти, а может, естественно, и падать.

Для нас важна поддержка Запада, потому что от нее зависит, сможем ли мы и дальше эффективно защищать свою страну. А «поддержка Запада» — это не только и не столько готовность властей нам помогать, сколько уровень симпатии и поддержки Украины среди избирателей. Никто из западных политиков не сделает ничего, что противоречило бы желаниям его избирателя. Никто, увы, из нынешних западных политиков не обладает таким авторитетом и такой харизмой, чтобы убедить своих избирателей в правильности своих решений — так что избиратели, скрепя сердце, вынуждены будут с ним согласиться. В мировой политике время титанов, способных формировать мнение и вкусы публики, и время популистов, способных удерживаться на волне вкусов и мнений публики, как серфер на гребне волны, то и дело сменяют друг друга. И мы знаем, в каком именно периоде находимся. В этом нет беды — есть даже некоторые преимущества. Просто надо с этим считаться и действовать соответственно.

В частности, надо понимать, что немалая часть западной публики очень чувствительна к вопросам веры и свободы совести. Серьезность, с которой они к этому относятся, нам, обществу склонному к постатеистической иронии, может показаться странной и даже смешной. Но нам придется считаться с тем, что есть немалое число людей, для которых «гонения на церковь» звучат веско и угрожающе.

Для примера, тему «гонений на церковь» и, соответственно, «сворачивания демократии в Украине» разгоняет американский телеканал Fox News. Что бы мы о нем ни думали как о «рупоре Трампа», это телеканал с огромной аудиторией в США и он знает, для кого работает. Как раз для той части населения, для которой религия — серьезный вопрос. Для тех американцев, которые привели в Палату представителей республиканское большинство. От которого, в свою очередь, теперь зависит военная и финансовая поддержка Украины. И которое, напомню, довольно прохладно относится к этой поддержке.

Таким образом, «каноническое православие» и «глубокая озабоченность» его судьбами в Украине могут помочь Кремлю на двух стратегических направлениях. Первое — внутри Украины. УПЦ МП, конечно, не станет открывать «второй фронт», но недоверие и недовольство украинцев друг другом усилятся, и на этом разделении нашего общества Москва еще неоднократно попробует сыграть в перспективе. Второе стратегическое направление — ослабление симпатий к Украине на Западе и, соответственно, сокращение военной и финансовой помощи.

Это не означает, что украинской власти следует отказаться от решения проблем, связанных с УПЦ МП. Но не стоит забывать, чем рискуешь. Во всяком случае несколько вещей нужно понимать очень четко. Первая: «церковная реформа» — это не «маленькая победоносная операция», которую можно быстро и телегенично провести. Вторая: эту операцию все же надо проводить быстро, у власти нет на нее бесконечного времени. Публика начнет скучать, сомнения и раздражение — расти. А УПЦ МП, в свою очередь, делает все, чтобы затянуть время. Наконец, третья: в это довольно короткое время надо собрать огромную доказательную и вообще юридическую базу, которая позволит защитить «церковную реформу» (какой бы она ни была — переименование, ликвидация, запрет, объединение) в международных судебных инстанциях. Ну и можно было бы наконец позаботиться о формировании украинского церковного нарратива, направленного на западного потребителя — увы, на Западе об украинской церкви до сих пор судят по нарративам московским. Но этим может и должна заниматься не только власть.

Много лет я встречала Рождество в селе на Прикарпатье. И всегда мы с детьми с нетерпением ждали прихода вертепа. Ничего особенного — обычный вертеп, сколоченный из сельских детей и подростков, в костюмах, сделанных из чего придется, старательно заученным рифмованным текстом на евангельские мотивы и дежурным набором колядок. Тексты, дети и костюмы год от года менялись. И только одно в одежде вертепа оставалось постоянным, как маршрут небесных тел: черти обязательно были одеты в форму солдат советской армии.

Это легко понять: костюм доступный — в каждом дворе найдется батько-стрийко-вуйко, который отслужил «срочную» и вернулся домой в полном обмундировании. И в то же время символичный — в какой еще форме может явиться в дом приличного человека прихвостень дьявола?

«Черти» обычно отрабатывали роль весело, с огоньком. Пока Цари, Пастушки, Ангел, Смерть и другие персонажи тараторили свои слова, размахивая картонными мечами, косами и крыльями, черти при начищенных бляхах с пятиконечной звездой, затянутые в портупею и, как правило, выразительно пахнущие самогоном, рыскали по всей хате, приставали к хозяевам и домочадцам, мелко пакостили. Шли годы, менялись тексты и состав актеров, и только черти оставались советскими солдатами. Ни смягчение нравов не помогло, ни смена поколений, ни даже то, что форма поистрепалась и черти приобрели бомжеватый вид.

В этом году вертеп не пришел на «первое рождество», не придет и на «второе». Цари заняты: они возят генераторы, медикаменты и бочки с водой (вещи в наших обстоятельствах более ценные, чем ладан, миро и даже золото), ориентируясь по «звездам» — сигналам спутниковой связи. Солдаты сменили плащи с мишурой на пиксельный камуфляж. Матери укачивают на руках младенцев — живых и мертвых. Ирод посылает солдат на убийство, оправдываясь перед своими и чужими рациональным желанием «защитить порядок и интересы империи». Солдаты берут под козырек и бьют по надписям «Дети» из всех видов оружия. У них приказ. К тому же Евангелие не доносит до нас имен солдат, которые вырывали детей из рук матерей, резали им глотки, разбивали головы о камни. Все помнят только Ирода — и вся ответственность как будто лишь на нем. Но это означает, что с точки зрения небесного (как и земного) суда, каждый из этих солдат — Ирод. И отвечать придется не только за себя, но и за него.

Смерть отложила косу и пересела на комбайн. Небесное воинство получает пополнение каждый день, как будто кто-то в Небесной канцелярии объявил мобилизацию и готовится к крупному сражению.

А тем временем в вертепе в разбомбленных дворах, у придорожных костров, в колоннах и малыми группами собираются, двигаются, бегут, говорят, стоят в очереди за водой — живут и умирают — люди. У каждого своя история, свой страх, своя надежда. Свое имя. Но это больше не имеет значения — все стерлось в тот момент, когда они лишились дома, когда их мир вдруг закончился, как будто кто-то задернул занавес, прервал спектакль раньше времени и погасил все огни. В сгустившейся тьме и грохоте люди смешались и слились в нечто единое и общее — одна роль, одна судьба и даже имя одно на всех. И не различить среди них единственную Святую Семью. В этом, вероятно, и заключается смысл рождественской мистерии: все обездоленные, все изгнанники, все спасающие своих младенцев и есть эта Семья.

Сложно сказать, в этом смятении мы выбираем роли или они нас. Ясно только одно: выбор делается поспешно, ни у кого нет времени на раздумья. Кто где стоит — там и хватаем реквизит. Кто-то опоясывается мечом. Кто-то натягивает смешной колпак со звездами. Кто-то рядится в форму советской армии и предстает чертом. А кому-то выпадают белые одежды ангела. Кто-то поспешно запрягает ослика, сажает на него младших, а всем остальным дает строгий наказ держаться за хвост покрепче, потому что остановок не будет, а кто отстал — тот пропал. Нельзя рисковать всеми ради одного, пусть даже самого дорогого. Математика — царица наук, потому что когда гаснет свет и земля уходит из-под ног, мы находим опору в простых арифметических действиях и ориентируемся по осям координат — свой-чужой, жизнь-смерть, больше-меньше (шансов, потерь, жертв, надежды).

Этот вертеп пройдет по всем дворам. И не будет окошка, в которое он не заглянет. Не будет двери, в которую он не постучит. Не будет человека, которому не хватит роли. Бессмысленно отказываться, прятаться за задернутыми шторами, делать вид, что вас нет дома.

«Бессмысленно» — слово года. Любого военного года — нашего в том числе. Сколько написано, наговорено и отснято кадров, строк и часов о том, «почему» и «из-за чего». Сколько сломано копий в высоких кабинетах мира, сколько взвешено на аналитических весах слов, причин и поводов. Но ответа «почему началась война» — рационального, солидного, ясного, как капля росы, — не смог дать никто. И не сможет. Так же, как никто не даст ответов на другие, менее глобальные, но более надрывные вопросы о том, за что все это и почему именно нам, почему один убит, а другой жив? Почему смелый спрятался, а трус не убежал? Или вечный отчаянный вопль матерей Рамы об убитых младенцах — почему этот самый ужасный сюжет Рождественского цикла повторяется который раз в истории, в частности в нашей?

Никто не даст на эти вопросы ответов. Вернее, многие дадут — порывшись в истории, в психологии, политических интригах или (за неимением более веских аргументов) сославшись на волю божию. Но все это не уменьшит, а лишь увеличит общую растерянность. Просто война — это грандиозная бессмыслица, атака чистого хаоса, чья единственная цель — уничтожить смысл, погрузить разум во тьму, а душу — в отчаяние. Атака на инфраструктуру — одна маленькая, хорошо видимая нами черточка истинных целей зла: лишить нас возможности ясно видеть, ясно мыслить и верить в силу света.

Что остается? Только одно: натянуть подходящий костюм и присоединиться к эпическому сюжету, отложив любимые гуманистические жанры и проклятые вопросы на более светлые и осмысленные времена. И независимо от того, по мерке тебе достался костюм или нет, доиграть свою роль до конца. Идти вместе с Царями во тьму пещеры, чтобы принести туда свои скромные и бесценные дары. Идти, как пастухи, в мир, чтобы сообщить о чуде и надежде. Закрывать крыльями, как ангел, тех, до кого можешь дотянуться. Стрелять до последнего патрона. Спасать своих младенцев, если получится. А не получится — оплакивать их, всех и каждого, своего и чужого до последней слезинки. Не мы придумываем роли — мы только выбираем их. Но мы можем сыграть их так, как никто, кроме нас, не сыграет.

А когда мы все доиграем до самого последнего победного марша, я бы хотела, чтобы трофейную форму российской армии — ту самую, которую оккупанты весной везли в Киев на «парад победы» — передали сельским клубам. Пора обновить вертепных чертей — и реквизитом, и смыслами.

Противостояние УПЦ МП и украинской власти вышло на новый уровень. Судя по некоторым признакам, власть, разочаровавшись в «мирном урегулировании» проблемы Московского патриархата в Украине, перешла к плану Б.

Пряник и озабоченность

Поначалу ничто не предвещало бури — УПЦ МП провела собор, после которого заявила, что «разорвала свои связи с Москвой», власть со своей стороны начала помогать УПЦ МП. Как словом — провластные блогеры вдруг «разобрались» в церковных проблемах и принялись убеждать свою аудиторию в том, что «УПЦ — не МП». Так и делом: Госслужба по этнополитике (ГЭСС) во главе с Еленой Богдан и СБУ по мере сил помогали УПЦ МП препятствовать переходу приходов из УПЦ МП в ПЦУ.

То, что это затишье ненадолго, понятно было всем, кто наблюдал за церковной ситуацией в Украине не «со вчерась» — как, увы, многие из тех, кто взялся творить новую государственно-церковную политику в условиях войны.

Было совершенно ясно, что никакой «разрыв с Москвой» на соборе УПЦ МП в реальности не произошел. И не мог произойти по множеству причин. Т.е. если представить себе, что между УПЦ МП и властью существовала какая-то договоренность на предмет «вы уходите из-под Москвы, а мы помогаем вам устоять в Украине», то этот договор изначально был утопичным. Само то, что власть согласилась поучаствовать в этом спектакле, говорит о степени ее некомпетентности в вопросах церковной политики.

Стратегия, тактика и риторика церковных функционеров во время войны — и даже после «исторического собора» — совсем не изменилась — и это одновременно и самое странное, и самое возмутительное. Они и в этот раз ведут себя так, будто все происходящее — «историческое недоразумение», которое пройдет, как с белых яблонь дым, и все вернется на круги своя. А значит не нужно ничего менять и самому меняться. Напротив, надо постараться сохранить и структуру, и связи — финансовые, дружеские, агентурные, все.

И вот мы снова наблюдаем привычную картину. С одной стороны, «добрые священники» предлагают власти «пряник»: с разной степенью искренности говорят то, что она хочет услышать, и даже приносят какие-то бумажки, где все шито-крыто. А с другой стороны — «злые священники» активизируют свои протестные ресурсы: крестные ходы и другие массовые акции, обращения к власти со стороны владык и прихожан с просьбой «остановить гонения». Есть, впрочем, и третья сторона — внешнеполитическая: на Западе «друзья МП» поднимают волну «глубокой озабоченности» по поводу «гонений на веру», которые украинская власть практикует «под шумок войны».

Эта «глубокая озабоченность» и «гонения» — конечно, тоже не новая песня. Но в нынешних обстоятельствах она обретает несколько иное звучание. Европейские адвокаты путинской России не упустят возможность использовать этот тезис в полной мере. В этой ситуации любые «нарушения демократических принципов» могут оказаться удобным поводом сократить программу поддержки нашей страны в войне против России.

Впрочем, если украинская власть просчиталась, переоценив договороспособность УПЦ МП, в УПЦ МП тоже просчитались — не учли особенность момента и людей, находящихся у власти. Те стратегии, которые работали до сих пор, больше неэффективны. А люди у власти одновременно пользуются огромной поддержкой как внутри страны, так и за ее пределами, и в то же время обидчивы, как артисты.

Супермен против Чужого

Власти понадобилось несколько месяцев, чтобы понять, что ее водят за нос (водить ее за нос было тем проще, чем охотнее она обманывалась). На деле же УПЦ МП вовсе не «порвала» с Москвой — просто припрятала свои связи поглубже. Да и то не слишком старательно — в чем можно было усмотреть признак особенного презрения руководства церкви к руководству страны.

В общем, нельзя сказать, что у украинской власти нет повода разозлиться на УПЦ МП. То, что власть сама сделала глупость, поверив в «прочь от Москвы», делает пилюлю более горькой, а ответный удар соответственно более яростным.

Таким ударом стал рейд СБУ в Черновицко-Буковинской епархии, после которого в сеть были слиты фото полуголых мужчин, а информация о том, кто был найден в кровати архимандрита и без пяти минут епископа Никиты Сторожука, затмила все прочие находки. Удар был прицельным: архимандрит Никита — протеже митрополита Киевского Онуфрия. Не думаю, что у власти был какой-то особый зуб на архимандрита или доказательства его особенной «ватности». Он вообще, можно сказать, под руку подвернулся. Истинным адресатом «месседжа» был митрополит Онуфрий и руководство УПЦ МП.

Митрополит Онуфрий, кстати, понял месседж правильно. И хладнокровно поднял брошенную перчатку: уже через две недели после «секс-скандала» он как ни в чем не бывало рукоположил архимандрита Никиту во епископы. Подчеркнув тем самым, что не видит в действиях власти ничего, кроме желания запугать или наказать. И что он не боится.

Таким образом, ставки повышаются с обеих сторон. И речь идет уже не о возможных комбинациях или договорах, но прямо о ликвидации УПЦ МП в Украине.

Момент для этого как никогда удобный. Во-первых, УПЦ МП давно стоило пересмотреть свои привычки — в ней слишком много советского, российского и кремлевского. От всего этого церкви следовало бы избавиться — для ее же блага.

Во-вторых, у власти есть такая возможность — и это тоже беспрецедентное явление. Владимир Зеленский обладает огромным кредитом доверия как на Западе, так и внутри страны. А уж в вопросе ликвидации «московской церкви» он точно получит поддержку масс. Тут воедино сольются условные 25%, которые давно к этому готовы, с условными 75%, которые готовы поддерживать своего избранника во всех его начинаниях. Да и, независимо от идеологических и партийных предпочтений, украинцы готовы воевать с любым врагом — как внешним, так и внутренним. И чем меньше побед на фронте, тем актуальнее становятся победы над внутренним врагом.

Тем сложнее оказывается задача тех, кто будет решать вопрос, как поступить с УПЦ МП.

Ложь без спасения

Тем не менее те, кто предрекает «полную ликвидацию УПЦ МП», формируют у публики завышенные ожидания. «Ликвидировать церковь» для уха человека с зачатками демократического сознания звучит, как непростительное заклятие в «Гарри Поттере». Хотя, конечно, многие защитники» канонического православия» постараются представить дело именно так. Но Украина — к счастью или к сожалению — не может позволить себе таких радикальных жестов.

Проблему УПЦ МП придется решать другими методами — юридическими, экономическими, судебными. Эта работа уже началась — ведутся обыски в монастырях и епархиях, на руководство конфессии наложены санкции. Но все это лишь начало большого пути по очистке украинской церкви от советского и имперского наследия, которое — независимо от того, что хотят, думают и за кого воюют ее прихожане — тянет Украину назад в империю и в СССР. УПЦ МП — одна из постсоветских структур, которые нуждаются в ревизии и реформе, чтобы жить дальше и открывать путь в будущее своему народу. Это не единственная такая структура, я могла бы составить целый список — но в данный момент речь идет именно о церкви.

Вопрос в том, как убедить церковь, что ее политические ориентиры делают ее чужеродным телом для страны, в которой она вершит свою миссию. Что роль проводника и хранителя «русского мира» ее компрометирует. Что ее ложь — и о том, что «церковь вне политики», и о том, что она «порвала с Москвой» — очевидна, а на фоне ежедневных трагедий войны — просто омерзительна.

На всякий случай повторю: церковь нельзя ликвидировать, потому что церковь — это вся совокупность верующих, которые придерживаются определенных доктрин и традиций. Но можно повлиять на церковное руководство и изменить церковную политику. Церковь вполне в состоянии принять тот факт, что можно быть церковью «канонической», «истинной», «Христовой», не будучи при этом церковью Московского патриархата. Это, конечно, будет непросто: УПЦ МП воспитала внутри себя огромное количество людей, уверенных в том, что «истинная Христова церковь» и «Московский патриархат» — синонимы. Т.е. разрыв с Москвой означает разрыв с Христом. А разрыв «триединства Святой Руси» — это разрыв самой Святой Троицы.

Поэтому не нужно «ликвидировать церковь» — достаточно ликвидировать ложь, которую она взрастила внутри и вокруг себя. Это нужно в первую очередь ей самой.

Но как это сделать — как убедить церковь изменить в себе что-то? Для начала хотя бы просто отказаться от лжи? И хватит ли нынешней власти на это воли и ума?

На этот вопрос предстоит ответить новому руководителю реформированной ГЭСС Виктору Еленскому. Его назначение на эту должность само по себе можно рассматривать как «декларацию о намерениях» власти в отношении УПЦ МП. Компетенция Виктора Еленского и как религиоведа, и как специалиста в церковной политике не вызывает сомнений. И так же не вызывает сомнений его идеологическая ориентация — он продвигал идею о ликвидации Московского патриархата в Украине на протяжении всей своей политической карьеры. То, что он, после долгого собеседования с президентом Зеленским, несмотря на все идеологические расхождения, все-таки согласился занять пост главы ДЭСС может означать, что у него есть идеи, как Украине избавиться от Московского патриархата, а его полномочия для этого достаточно широки.

Больше статей Екатерины Щеткиной читайте по ссылке.

Обыски в епархиях и монастырях УПЦ Московского патриархата были очень тепло приняты украинской публикой. Борьба с «внутренним врагом» в условиях военного времени многими воспринимается как равная по важности с победами на фронтах. Интересно, что за УПЦ МП в массовом представлении закрепился именно такой образ — «пятой колонны». Образ крайне для нее невыгодный, особенно в сложившейся ситуации. Образ, из которого надо срочно выходить. Сделать это самостоятельно УПЦ МП не может. И это очень даже удачно, что власть протянула ей руку помощи. Окончательная цена этой помощи еще не ясна. Но сейчас не время торговаться.

Обыски православных глубин

Очень многие согласятся со мной: то, что происходит — обыски в монастырях, визиты СБУ для «профилактических бесед», уголовные дела в отношении наиболее одиозных персонажей новейшей церковной истории — то, что должно было быть сделано давным-давно, задолго до войны и в качестве меры ее предотвращения. И не только о войне и враждебных идеологиях речь, но о любом нарушении закона, который на наших территориях почему-то традиционно пасовал перед церковными облачениями и предпочитал не заглядывать за церковные стены. Церковь вплоть до полномасштабной войны оставалась относительно «экстерриториальной» — украинский закон там не то чтобы вообще не действовал, просто предпочитал не смотреть в эту сторону. Такого масштабного рейда силовиков по митрополиям и епархиям новейшая история Украины еще не знала.

Но при чтении отчетов и пресс-релизов складывается ощущение, что то ли силовики сами испугались своей смелости, то ли играют в поддавки. Результаты обысков невнятны: брошюрки о «русском мире», незначительные (для таких заведений, как Киево-Печерская лавра (КПЛ) суммы, какие-то подозрительные лица с непонятным гражданством. Но ни оружия, ни какого-нибудь нового Лусварги то ли не нашли, то ли забыли упомянуть. В результате спикер Киевской митрополии УПЦ МП выходит в эфир Радио Свобода и окрепшим голосом требует извинений за «клевету». И то сказать: брошюрки и подбросить можно, а отсутствие паспорта для монаха — обычное дело.

Обыски, впрочем, прошли не только в КПЛ. Прицельный удар был нанесен по очень влиятельному Корецкому женскому монастырю на Ривненщине — монастырь ставропигиальный, т.е. находится в прямом подчинении патриарху Московскому. Прошли обыски в Черновицкой епархии. Также наведались в Ивано-Франковскую епархию и к главе Тернопольской епархии.

Относительно результативным можно считать разве что рейд в Черновцах. Здесь обыск был проведен довольно жесткими методами — по свидетельству очевидцев, правоохранители прибыли рано утром, выбили двери и подняли всех с постелей. «Улов» и тут не был поразительным: все те же брошюры, деньги и «документы оккупантов» (это как понимать?), «инструкции по проведению литургии» (тоже понимайте, как знаете). Но все это меркнет на фоне пикантных подробностей о том, что — или вернее кого — нашли в тех самых постелях, с которых «всех подняли». Подробности моментально утекли в эфир и окупили с лихвой убогий перечень найденного при обыске. Вероятно, удар по репутации — церкви в целом или отдельных ее представителей — сам по себе оказался достаточным результатом. Мужеложество в РПЦ в целом и в УПЦ МП в частности — мягко говоря, не новость. Но демонстрировать это публике, в которой все та же УПЦ МП воспитывает непримиримую гомофобию, совершенно недопустимо. А тут по всем каналам фото архимандрита, раздетого до трусов, — как говорится, «лучше тысячи слов».

Интересно также то, что в результате обысков и рейдов не пострадала ни одна по-настоящему интересная митра. Митрополит Тульчинский Ионафан не в счет — это настолько одиозная фигура, настолько преданный служака «русского мира» и РПЦ, что он — просто идеальный фигурант показательного процесса. При том, что в УПЦ МП есть менее видные, но куда более эффективные агенты Московского патриархата, которые почему-то не только не попадают в фокус правоохранительны органов — они даже получают некоторые бонусы в результате этих обысков и рейдов, укрепляя свои партии и свое влияние в церкви. Правда, ценой влияния церкви на общество в целом. Но церковь, как известно, переживает кризис последние две тысячи лет — и довольно успешно.

От раскола до раскола

Впрочем, УПЦ МП и правда сейчас приходится непросто: страдает ее репутация, причем не только политическая, но и духовная. Ее еще недавно прочное положение в обществе, как и материальные ресурсы, стремительно сокращаются. Она нуждается в поддержке и новых союзниках. Но сама с трудом это осознает и с еще большим трудом принимает. Власти приходится делать очень-очень толстые намеки, чтобы ее наконец услышали и поняли правильно. Вы, например, знаете, что в ВР зарегистрировано несколько законопроектов, которые предполагают лишить УПЦ МП возможности легально существовать в Украине? И в данный момент единственная гарантия для УПЦ МП — мнение «Слуги народа» о том, что эти меры избыточны. Пока.

«Пока» — ключевое слово в нынешних околоцерковных событиях. Потому что окончательного решения, как поступить с УПЦ МП, у власти, кажется, еще нет. Не очень верится в то, что власть готова ликвидировать УПЦ МП, лишив ее юридического статуса, или даже просто нанести ей серьезный материальный ущерб. Слишком много ниточек связывает власть и, в частности ее силовые органы, с этой церковью. На протяжении многих лет они сами или члены их семей были прихожанами, друзьями, деловыми партнерами духовенства этой церкви. Такие связи не так легко рвутся.

Да и надо ли их разрывать, если можно, с одной стороны, кое-что подкорректировать, с другой — поработать с общественным мнением (что совсем несложно для власти, сосредоточившей все медийные мощности в своих руках)? Единственное, что нужно власти взамен, — чтобы церковь стала более гибкой и внимательнее прислушивалась к пожеланиям с Банковой.

УПЦ МП и самой надо решать, как быть дальше. На двух стульях сидеть можно довольно долго — УПЦ МП мастер в этом виде спорта. Но в военное время стулья разъезжаются с удвоенной скоростью. УПЦ МП нужно выбирать — отделяться от Москвы и искать себе надежных союзников внутри страны или маргинализироваться в качестве оплота русского (или, скорее, советского) православия в Украине.

Ситуация усложняется тем, что в Москве не готовы подыгрывать. Любой — самый дипломатичный — маневр УПЦ МП пресекается как «раскол». Московский патриарх привычно стреляет себе в ногу, потому что рискует потерять украинскую церковь окончательно. Но у него больше нет возможности играть в собственные игры: если «Украину придумал Ленин», значит и «украинская церковь» — нонсенс. Поэтому для УПЦ МП выход из РПЦ возможен только через раскол.

Именно раскол, а не «откол по внешней границе» — от РПЦ. Придется пережить внутренние расколы, учиненные теми, кто захочет, несмотря ни на что, остаться в «русском православии». Таких «гарантов единства» у Моспатриархата в УПЦ МП вполне достаточно. Как раз преимущественно к ним и наведывается теперь СБУ — возможно, предупреждая такими визитами о том, что стоит воздержаться в будущем от резких движений. Возможно, таким образом власть пытается помочь Киевской митрополии уйти от РПЦ с наименьшими потерями.

Но даже если предположить, что УПЦ реально станет «не-МП», что ее ждет? Каким будет ее канонический статус? Правильный ответ: никаким. Вернее, таким же, каким он был у УПЦ КП до Томоса об автокефалии. Фактически она поменяется местами с теми, кого сейчас обвиняет в «расколе» и «неканоничности». Кто-то мог бы сказать, что это будет справедливо. Но оттого только обиднее.

Впрочем, выход и тут можно найти. Принять, например, великодушное предложение Вселенского патриарха и присоединиться к ПЦУ — хоть приходами, хоть епархиями, хоть тушками. Это был бы интересный поворот сюжета, потому что при таком массированном переходе баланс сил в ПЦУ сильно изменится — она перестанет быть такой однородной и такой цельной (в частности идеологически и политически), какой она есть сейчас.

* * *

Чем бы ни закончились обыски в монастырях и епархиях УПЦ МП, они сделали одну очень интересную и важную вещь — они поломали правила игры на государственно-церковном поле. Церковь больше не имеет негласного иммунитета перед законом. Сломана очередная опора постсоветской системы сдерживаний и противовесов. И это, пожалуй, хорошая новость.

Можно сетовать на то, что нынешняя власть — не особенно поднаторевшая в вопросах церковной политики — наступит на этом пути на множество грабель, много раз просчитается и может даже потерпит крах в своих намерениях подчинить или использовать церковь в своих интересах. Но все это будет платой — в худшем случае высокой — за то, что она сломала правила, которые должны были быть сломаны. Как она этим воспользуется, и сумеет ли, какие правила будут установлены вместо тех, что были сломаны, покажет время.

Больше статей Екатерины Щеткиной читайте по ссылке.

В Киеве состоялся Собор Украинской православной церкви Московского патриархата. Его результаты оказалось очень сложно классифицировать — это зрада или перемога, демарш или акт покорности? И все только потому, что у тех, кто мог и должен был произнести всего несколько ключевых слов, не хватило на это духа.

Монах и патриарх

Подготовка к Собору сеяла надежды если не на сенсацию, то хотя бы на добротную интригу. Митрополит Онуфрий, определенно, что-то задумал. Во-первых, выбор места: встреча была назначена в Феофании, где расположена резиденция митрополита Онуфрия, а не в Киево-Печерской лавре — месте не только преданном Москве, но и довольно чуждом митрополиту Киевскому как «образцовому монаху». Во-вторых, подготовка была окутана глубокой тайной — никто, кроме самого митрополита Киевского, не знал точно, какова будет повестка дня и до какого предела готов идти митрополит Киевский в своей непокорности московскому начальству. Слухи ходили самые разные — но они в большей мере отражали позиции и надежды тех, кто передавал эти слухи из уст в уста.

От самого митрополита Онуфрия можно было ожидать резких решений. Как по очевидным причинам — война России против Украины во всем ее безобразии, — так и по менее известным личным причинам: митрополит Онуфрий никогда не принадлежал к команде патриарха Кирилла, но подчинялся согласно церковной субординации и на многое мог бы закрыть глаза (и закрывал) ради «пользы церкви». Но после того, как решения и речи патриарха стали очевидно расходиться с пользой церкви — не только украинской, но и российской, — разрыв между митрополитом Киевским и патриархом Московским стал вопросом времени.

Но в какую форму будет облечен этот разрыв? Когда и как он случится?

Ответ мы могли получить на Соборе УПЦ МП. Который мог бы с полным правом называться «поместным», если бы оправдал возложенные на него надежды.

Сценарии разрыва предполагались самые разные — от провозглашения автокефалии до присоединения УПЦ МП к РПЦЗ. Говорили даже о возможности обвинения патриарха Кирилла в ереси с дальнейшим обращением о его низложении к Вселенскому патриарху. И на основании ереси главы церкви вполне логично и канонично можно было бы и автокефалию объявить. Митрополит Киевский Онуфрий с его репутацией «образцового монаха» и образом «старца» казался почти идеальным кандидатом на роль «голоса совести» церкви.

Победа продюсера 

Но гора под названием УПЦ МП осталась верна себе — родила мышь. Какими бы ни были изначально намерения и стремления проукраинской части УПЦ и лично митрополита Онуфрия, сухой остаток оказался мизерным и довольно сомнительным.

Согласно источникам ZN.UA, митрополиту Онуфрию удалось одержать тактическую победу на Архиерейском соборе, который предваряет Поместный собор. На Архиерейском соборе были согласованы документы, которые в дальнейшем выносились на решение Поместного, и тут сенсацией стало уже то, что митрополиту Киевскому удалось «продавить» через свой епископат формулировку о недоверии патриарху Кириллу. Не «ересь», конечно, но «недоверие» — тоже совсем немало и могло бы стать основанием для провозглашения автокефалии.

Однако в общем зале расстановка сил оказалась уже несколько иной. По информации наших источников, предложение о «недоверии» и вытекающей из него автокефалии вызвало скандал, в котором главная партия принадлежала главному спонсору УПЦ МП пророссийскому олигарху Вадиму Новинскому. Несмотря на то, что он принимал участие в подготовке Собора, он, судя по всему, не был посвящен во все подробности замысла митрополита Киевского. И когда этот замысел раскрылся, диакон Вадим оказался настолько обескуражен, что позволил себе повысить голос на главу своей церкви. Эта дерзость, впрочем, была не наказана, а вознаграждена: формулировка о «недоверии» была смягчена до «несогласия».

Что ж, кто платит — тот и формулировки заказывает. Роль содержанки российских олигархов, по всей видимости, УПЦ МП до сих пор дороже, чем кровь собственных прихожан. Потому что «несогласие» — не то слово, которого заслуживают убийства, изнасилования, мародерство и прочие беззакония. Быть просто «несогласным» с предательством, ложью и благословением беззакония, исходящими от главы церкви — этого слишком мало. И если у владык не хватило духа или любовь к деньгам оказалась сильнее, чем любовь к страдающему ближнему, им было бы лучше просто промолчать — раз уж не смогли сказать то единственное слово, которое было бы уместным.

Проигрыш слов

В отсутствие этого единственного правильного слова все остальные решения Собора предстают в довольно странном, искаженном, а иногда даже откровенно дурном свете.

Например, решение о полной и безоговорочной самостоятельности УПЦ МП и закреплении этого статуса в Уставе.

Начнем с того, что это не новость. В Уставе УПЦ МП и так говорится о «широкой автономии». Шагом вперед было бы провозглашение автокефалии — но это слово не только не было внесено в протоколы, оно даже не прозвучало. В результате решение «внести изменения в Устав», вымарав оттуда все и любые упоминания об РПЦ, выглядят просто конъюнктурной «подчисткой» документа под нужды политического момента. Теперь, если даже ВР примет закон о запрете деятельности «религиозных организаций, имеющих руководящий центр в государстве-агрессоре», УПЦ МП формально под его действие не подпадает. И можно предположить, что именно это, а не реальный разрыв с Москвой, и было целью руководства УПЦ МП и его «главного диакона».

Также сомнительно выглядит решение о праве епархий в условиях военного времени «самостоятельно принимать решения касательно тех или иных аспектов епархиальной жизни, которые принадлежат к компетенции Священного Синода или Предстоятеля». Вот она, настоящая «автокефалия»! Можно рукополагать епископов по собственному усмотрению, можно переходить из одной юрисдикции в другую, не ставя в известность киевское начальство. Не говоря уже о меньших шалостях: монастыри, где оккупанты устраивают склады оружия и опорные пункты, батюшки с автоматами и проповедью «русского мира», освящение российского оружия, любые формы коллаборации — за все это киевское руководство больше ответственности не несет. История с Гиркиным и Крымской епархией, которая де-факто вошла в состав РПЦ после аннексии, были учтены. Отныне любые попытки власти или общественности предъявить церковному руководству претензии будут считаться безосновательными «наездами» и «гонениями за веру».

Хранители раскола

Собор ловко увильнул от главного вопроса, на который все жаждали ответа: «самостоятельность УПЦ МП» равносильна автокефалии или нет? Косвенно на этот вопрос отвечает другое слово, которого в УПЦ МП, в отличие от «автокефалии» не боятся и не стесняются, — «раскол».

Конечно, без враждебных выпадов в адрес ПЦУ Собор никак обойтись не мог. Отчасти это можно было бы списать на привычку, отчасти на конкуренцию, поскольку удержать своих священников от перехода в ПЦУ сейчас одна из главных задач руководства УПЦ МП. В этом контексте никакое напоминание о «неполноценности» ПЦУ не будет лишним.

Но это лишь одна сторона медали. Другая — необходимость сохранить церковный раскол и, соответственно, разделение в украинском обществе. В условиях внешней угрозы это особенно сложно, но УПЦ МП старается как может. Само за себя говорит уже то, что нынешний Собор приурочен к очередной годовщине Харьковского собора — главного «праздника» УПЦ МП. Напомню, Харьковский собор, на котором низложили митрополита Киевского Филарета, стал точкой отсчета церковного раскола в Украине. УПЦ МП продолжает отмечать эту дату торжественно и трепетно, как день рождения любимого дитяти.

Долгие годы сохранение раскола было и, как видим, остается одной из главных задач Московского патриархата в Украине. Одной из главных задач УПЦ МП. Судя по документам Собора, УПЦ МП — что бы там ни говорили лично о патриархе или собственном статусе — соглашается и дальше беззаветно выполнять функцию Священного Хранителя Раскола. И это главный сигнал Киевской митрополии Москве: никакого «бунта», никакой серьезной опасности для долгосрочных планов Москвы в Украине на самом деле нет. Можно перевести дух и в спокойной деловой обстановке решать, что делать дальше.

Вокруг — одна Москва

А ведь в Москве, судя по всему, опасались, что на Соборе могут начать бузить. Перед Собором Московская патриархия посылала сигналы митрополиту Киевскому о том, что надо, мол, поговорить. Но митрополит Онуфрий на связь не выходил, держал интригу. В Москве нервничали: параллельно с киевским Собором был созван в Москве Священный Синод. Владыки РПЦ в фоновом режиме рассматривали текущие вопросы и внимательно следили за донесениями из Феофании, готовые в любой момент принимать ответные радикальные меры.

Но из большой тучи упало всего несколько капель: «несогласие» вместо «недоверия» или даже «ереси», сохранение раскола, а слово «автокефалия» так и не прозвучало… Краткий комментарий главы пресс-службы РПЦ Владимира Легойды о том, что ему не пристало «комментировать события в самоуправляемой церкви» прозвучал как вздох облегчения. А разъяснения «второго человека» Моспатриархии митрополита Иллариона Алфеева вообще позволяет заподозрить в Соборе и его решениях обычный договорняк: ничего, мол, не случилось, украинская церковь только подтвердила свой статус самоуправляемой, которым пользовалась с 1990 года, единство УПЦ МП и РПЦ сохраняется и только крепнет. Большая часть этого официального месседжа рассчитана, конечно, на внутреннего российского потребителя, смущенного «демаршем» и перспективой развала РПЦ. Но при этом представители Моспатриархии не выглядят сильно озабоченными.

В этом нет ничего удивительного: для Московского патриархата нет никакой реальной угрозы в той «самостоятельности» УПЦ МП, которую она лишний раз «подтвердила». Не было бы угрозы даже в том случае, если бы она ее преувеличила или произнесла страшное слово «автокефалия». УПЦ МП, разорвав отношения с Вселенским патриархом и вбив в головы своим прихожанам мысль о том, что «непризнанная церковь» и «неистинная церковь» — это почти синонимы, поставила себя в полную зависимость от Московского патриарха. Если автокефалию ПЦУ признали хотя бы несколько поместных церквей, то автокефалию УПЦ МП могут признать только Москва и ее сателлиты в православном мире.

В любой другой ситуации можно было бы запастись попкорном и ждать следующей серии, в которой все именно так и происходит: на украинскую автокефалию от Вселенского патриарха Москва отвечает своей украинской автокефалией — и мы еще посмотрим, чья автокефалия окажется успешнее.

Но политический момент не располагает к стратегическим играм. Патриарх Московский больше не игрок — придворный. Все, что он может, — идти в кильватере Кремля. А если с точки зрения Кремля «нет никакой Украины», какая может быть украинская автокефалия? Максимум на что могут рассчитывать в церковном Киеве — Малороссийский экзархат в пределах Правобережья.

Миссия для беженцев

Несмотря на свою несостоятельность, Собрание УПЦ МП бросило парочку интересных вызовов ПЦУ. Главным образом это касается решения об открытии зарубежных приходов. Это камень в огород ПЦУ, которая лишена такой возможности согласно Томосу об автокефалии. УПЦ МП пытается показать и своим, и чужим, что, несмотря на неясность своего канонического статуса — автономная? автокефальная? — она имеет больше прав, чем ПЦУ.

Намерение открыть приходы за рубежом не сформулировано четко в протоколе Собора. Отмечено только, что «поступают просьбы» об открытии таких приходов. И в целом формулировка «развивать и дальше миссию за границей» выглядит лукаво, учитывая тот факт, что до сих пор УПЦ МП не имела собственных приходов за рубежом — это оставалось прерогативой «материнской» РПЦ.

Но главное, что слово сказано: УПЦ МП настаивает на том, что ее самостоятельность дает ей больше возможностей (пусть чисто теоретически), чем автокефалия ПЦУ. Она утверждает, что может, в отличие от ПЦУ, заниматься духовной опекой украинцев за рубежом, «ради сохранения ними своей веры, культуры, языка и православной идентичности». Т.е. кроме сугубо пастырских задач УПЦ МП перетягивает на себя роль хранителя культуры и традиции в диаспоре.

Может она это делать или нет, станет или не станет — вопрос праздный. Для авторов документа главное, что этого не может делать ПЦУ.

Сумеет ли теперь ПЦУ тонко сыграть на этом выпаде, чтобы убедить греков в необходимости пересмотреть положения Томоса и открыть украинские приходы за рубежом хотя бы для беженцев? Этот вопрос на самом деле стоит ребром с первых дней войны: украинских беженцев на Западе ловко подхватывают и «уводят» зарубежные приходы РПЦ. Если у ПЦУ не получится перехватить инициативу, немало украинских душ, избежавших гибели от российского оружия, окажутся в сетях российской церкви.

Таким образом, от Собора УПЦ МП все еще может кое-что выиграть ПЦУ и Украина — если сумеет воспользоваться им как аргументом.

***

Очевидцы утверждают, что «мятежные» батюшки УПЦ МП уезжали из Киева усталые, но довольные. Они одержали свою маленькую победу: они больше не поминают патриарха совершенно легитимно, по решению Собора. В Уставе больше нет упоминаний о Москве, раздражавших прихожан и власти. По СМИ прокатилась гулкая «перемога» — кто-то положил немало труда на то, чтобы представить общественности решения Собора именно в таком ключе. Соцсети ликуют, подсчитывая, сколько денег потеряет РПЦ вместе с украинскими приходами. Хотелось бы поддержать ликование. Но дело в том, что УПЦ МП уже давно не делится доходами с РПЦ. Разве что «Софрино» потеряет какое-то количество клиентуры, да и то скорее из-за войны, чем из-за «эпохальных» решений Собора.

Но главное для священников УПЦ МП не это, а то, что можно больше не мучиться моральными дилеммами. Не раздумывать над переходом в ПЦУ и не искать аргументы в спорах — у них теперь и так все хорошо. Они не «раскольники», но и не «московские». А вопрос «чьих же будете» — ведь церковь либо автокефальная, либо (даже при самом широком самоуправлении) входит в состав другой поместной церкви, — можно просто не замечать. Облегчение — главная эмоция не только московского начальства, но и рядовых участников Собора.

На фоне нынешних трагедий самообман не выглядит большим грехом.  

Больше статей Екатерины Щеткиной читайте по ссылке.

Обращение командира 36-й отдельной бригады морской пехоты Сергея Волыны к Папе Римскому Франциску с просьбой спасти тех мариупольцев, которые умирают в подвалах «Азовстали», стало очередным воплем вопиющего в пустыне. Очередным свидетельством ада на земле. «Я обращаюсь к вам за помощью, потому что пришло время, когда не молитвами едиными. Помогите спасти их… Дайте миру правду, эвакуируйте людей и спасите их жизнь от рук сатаны!..».

Но, боюсь, мы можем убедиться в том, что настоящий, реальный, а не символический ад очень смущает тех, кто по долгу и призванию должен бы был деятельно противостоять и самому аду, и его хозяину.

Место встречи изменить нельзя

Ситуация отчаянная, но нельзя сказать, что у Папы нет ни одного способа хотя бы попробовать что-то изменить. С долей цинизма можно было бы сказать, что подходящее время и место для встречи Папы Римского и Патриарха Московского наконец найдено — Мариуполь, прямо сейчас. Папа Франциск хочет встретиться с патриархом Кириллом — это известно всем. Как и то, что сейчас эта встреча выглядела бы не комильфо. Патриарх Кирилл тоже имеет пунктик на Ватикане. И с репутацией надо что-то делать, и в Швейцарии, столь любезной патриаршему сердцу, могут однажды поинтересоваться изобильным имуществом патриарха, в миру — гражданина РФ Владимира Гундяева. Так почему бы не Мариуполь, и не прямо сейчас?

Но циника придется выключить. Ничего подобного, увы, не произойдет. Ни патриарх Кирилл, ни Папа Франциск не спасут Мариуполь. Ни тот, ни другой не смогут спасти собственную репутацию, стремительно тающую в огне российско-украинской войны. Пусть и по разным причинам.

Слова, слова…

Любопытно, что Волына в своем письме Папе Франциску признает себя православным. Но он обращается не к патриарху Кириллу (даже смешно писать), не к митрополиту Епифанию, даже не к патриарху Варфоломею. Это может показаться нелогичным и должно польстить Папе — в народной молве он остается «последней инстанцией», мировым арбитром. Но хорошо было бы также задуматься над тем, почему более близкие церковные авторитеты «не работают».

С патриархом Кириллом все, в общем-то, ясно. Но и украинские православные церкви на официальном уровне ограничиваются словами — более-менее громкими, более-менее правильными, вот только (как справедливо напоминают из Мариуполя) одних слов теперь мало. Защитнику Мариуполя вторит знакомый киевский волонтер: «церковь, которая не «волонтерит», мне неинтересна». Я знаю, что ответили бы в церкви (в мирное время, во всяком случае, мне столько раз приходилось это слышать): у церкви другие задачи, собственная миссия. И если он не хочет этого понять, то он церкви тоже неинтересен.

Никто никогда не говорит этого во всеуслышание, но подобный безмолвный диалог между православной церковью и украинским обществом — особенно его проактивной частью — идет давным-давно. Просто на фоне войны он обострился и иногда прорывает пелену молчаливого взаимного игнора.

Репутацию церкви, как обычно, на своих плечах вытягивают отдельные священники — та часть церкви, которая «волонтерит»: вытаскивает людей из подвалов и из-под обстрелов, развозит еду, воду и медикаменты, обеспечивает транспортировку раненых в тыл и за границу, опекает беженцев, мотается туда-сюда с гуманитаркой, лечит травмированные души по обе стороны линии фронта.

Но эти приходские инициативы лишь подчеркивают общую инертность церковной бюрократии, которая не только не поучаствовала в организации подобных инициатив, но даже не потрудилась их возглавить, когда они стихийно возникли «снизу».

Это не то чтобы в упрек. Инерция — страшная сила. Психика здорового человека цепляется за удобные или хотя бы привычные мысли и избегает замечать неудобные вызовы. Когда приходит время собирать камни, люди оказываются неготовы — они привыкли разбрасывать. Когда приходит время разбрасывать камни — люди этого даже не замечают, потому что они привыкли собирать и считать это почтенным занятием. В общем, если бы это зависело только от нас, мы бы не изменялись никогда.

Роль жертвы ей (нам) к лицу

То же самое можно сказать о Святом Престоле и лично Папе Франциске. Как и весь коллективный Запад, Папа Франциск не рассчитывал на то, что ему придется иметь дело с войной в Европе. По большому счету, конклав, который его выбирал, самим своим выбором показал, что от Европы католическая церковь не ждет каких-то из рук вон выходящих сюрпризов.

А поди ж ты…

Растерянность и откровенное нежелание Папы иметь дело с украинской войной получила самое совершенное воплощение в нынешней Крестной дороге. Убогий, на уровне детсадовского утренника, символизм 13-й станции, на которой мальчик и девочка украинка и россиянка вдвоем подержали крест — «мири-мири навсегда, кто поссорится — свинья…» — вызвал протест не только со стороны светских украинцев, но даже со стороны руководства Украинской греко-католической церкви.

Неуклюжий замысел режиссера «всех примирить» не просто сорвался. Он оказался глубоко оскорбительным для украинцев сразу на двух уровнях — национальном и гендерном. Я не берусь судить о том, насколько «драматичным» стал опыт путинской агрессии для «хороших русских» — их чувства и травмы в данный момент меня интересуют очень мало. Но я могу совершенно точно сказать, что уравнивать их травмы с травмами украинцев, одновременно неприемлемо с этической точки зрения и безвкусно — с эстетической.

Но этого мало. То, что участницами сомнительного представления стали именно женщины, придало ему совершенно особый гадкий привкус. Жуткий мем «после Бучи» в Ватикане привычно проигнорировали, как игнорировали украинские «маленькие трагедии» на протяжении всего ХХ века. Украинка, безропотно стоящая в паре с россиянкой, символизирует, кроме всего прочего, покорность жертвы насилия. Нравится — не нравится, неси крест, моя красавица. Святая Церковь остается все такой же бесчувственной к женской боли и унижению, какой была на протяжении последней тысячи лет.

«Крестная дорога» в этом году показала, что в тонкой сусальной обертке символизма зрителю вместо мистерии всучивают имитацию. Еще один удар по репутации церкви, которая и без того в последнее время находится под постоянным обстрелом общественного мнения.

Папа «не в Буче»

Папа парадоксальным образом горюет над слезинкой ребенка (по возможности африканского, потому что горевать над слезинкой белого ребенка — это, оказывается, расизм) и абстрагируется от реальной проблемы, которая довела ребенка до слез. Папа за все хорошее и против всего плохого. А если вы попросите его конкретизировать «что есть зло», его прелаты отошьют вас одной короткой фразой: «Папа вне политики». Цену подобным фразам мы с вами отлично знаем. В данном случае это означает, что наши с вами просьбы, мольбы, слезы, кровь и унижения не вписываются в политику Святого Престола.

В защиту Папы Франциска я могу сказать то же, что и в защиту наших церковников: в критической ситуации, в ситуации, к которой не был готов ни он, ни его ближайшее окружение, он старается оставаться последовательным. Он повторяет глупости о «расизме» европейцев, готовых раскрыть объятия украинцам и не готовых — африканцам и сирийцам. Он готов отстаивать идентичность мусульманских беженцев, и считает незазорным при этом жертвовать идентичностью, самоопределением и даже жизнями европейцев. Он многого требует от Запада, предъявляет ему счета от имени угнетенного третьего мира, но он не понимает и не пытается понять (не говоря уже — принять близко к сердцу) проблемы Европы. Ее историю, травмы, затаенные обиды, внутренние конфликты, которые были кое-как загнаны под спуд и прикрыты тонким и довольно ненадежным покровом материального благополучия.

Вероятно, Папа думает, «остается последовательным», а на самом деле, как и все представители дольнего мира, он цепляется за «нормальность», которая закончилась с первыми взрывами новой войны в Европе. Он не понимает и не слышит, когда ему подсказывают, что из эпицентра ада такие попытки удержаться в благополучном прошлом — мыслями, словами, делами — выглядят не просто жалко. Они выглядят злой насмешкой над нашей болью.

Никому — даже Папе Римскому — не хочется вступать в войну. Но слово «ад» — сигнал, который ни один верующий христианин не может проигнорировать. Война — это ад на земле, в этом никто не станет спорить с Папой Римским. Это чистое абсолютное зло, которому надо противостоять всеми силами. Но это зло имеет источник. Бороться с войной, не направляя все свои силы против источника зла — все равно, что лечить симптомы, даже не пытаясь найти их причину.

Церковь не решается назвать зло по имени даже после того, как это зло перестало скрывать свое сатанинское нутро. «После Бучи» Папа все еще колеблется, ехать ли ему в Украину. Он все еще раздумывает над тем, как это воспримут в Москве или Вашингтоне. Он все еще «не в Буче». И нет никакой надежды на то, что его знаменитый ортопедический ботинок ступит на раскрошенный бетон Мариуполя пока это еще может кого-то спасти. Вывести из ада. Не символически — символизм больше не работает. В реальности. На деле, без которого любая вера мертва.

Больше статей Екатерины Щеткиной читайте по ссылке.

Война России с Украиной многое перекроит не только на постсоветской, но и на мировой церковной карте. Моральное и, возможно, каноническое падение Московского патриарха, разрушение двуполярной модели православного мира, как и множества других моделей и конструкций, ставивших во главу угла Москву, — лишь часть истории. В перспективе нам, скорее всего, предстоит стать свидетелями глубоких изменений в понимании места и роли глобальных церковных институтов и даже самой церковной проповеди.

Под «дружественным» огнем

Конфессиональная карта Украины — наиболее очевидное поле брани. УПЦ МП оказалась скомпрометирована, и та ее часть, которая и ранее не испытывала большой симпатии к своей московской прописке, потянулась «на выход». Руководство ПЦУ сообщает о десятках приходов, переходящих в ПЦУ из УПЦ МП на фоне войны. В УПЦ МП, в свою очередь, сообщают о «краже приходов на фоне войны» (вероятно, на языке и кончиках пальцев вертится не «кража», а «мародерство»). Но, справедливости ради, приход — не ковер и не телевизор, его невозможно «украсть». Его можно лишь потерять. Что и происходит сейчас с УПЦ МП.

И это справедливо. Не только потому, что на протяжении многих лет эта церковь проповедовала «русский мир», заигрывала с Москвой, привечала боевиков, поддерживала московскую ложь и лгала сама. Можно было сказать, что она не «лжет», а «ведет политику», но эти слова лишились смысла после первой же ракеты, выпущенной из российского орудия по Украине.

В оправдание «политиков» от УПЦ МП я могу сказать только одно — для большинства из них (хотя, конечно, не для всех) полномасштабная агрессия России против Украины оказалась полной неожиданностью. Это вовсе не означает, что «никто ничего подобного не ожидал» в украинской церкви Московского патриархата, — некоторые не только «ожидали», а прямо-таки сгорали от нетерпения. Но даже они были шокированы. Ведь одно дело — «можем повторить», «реванш за Томос» и т.п., а совсем другое — реальная, а не киношная бомбардировка городов. Романтизация победы всегда обманчива, всегда формирует опасные иллюзии, которые с треском разбиваются при первой же танковой атаке.

Есть какая-то горькая ирония в том, что боевые действия, основные ракетные удары, разрушения и смерти приходятся именно на ту часть Украины, где идеи «русского мира» были особенно популярны, а УПЦ МП, соответственно, имела самое большое влияние. Оплот «русского мира» в Украине — Святогорская лавра (которая, по уверениям Гиркина-Стрелкова, очень помогла ему «спустить курок» в 2014-м) была обстреляна и частично разрушена «дружественным» огнем российский войск. «Дружественный» огонь — ядовитый оксюморон. Трудно себе представить, какую ломку сознания переживают сейчас те, кто еще недавно обещал своим прихожанам, что «Путин скоро нас освободит».

Но я не разделяю оптимизма тех, кто говорит о «переоценке ценностей», якобы происходящей в УПЦ МП. Да, есть приходы — «десятки», если верить руководству ПЦУ, которые переходят. Есть приходы и даже епископы, которые перестали поминать патриарха Кирилла во время богослужений. Все это, конечно, лучше чем ничего и значительный шаг вперед по сравнению с 2014-м. Но это очень мало, с точки зрения масштаба событий. Из целого епископата УПЦ МП (а это больше сотни епископов) всего около десятка заявили о том, что прекращают поминовение патриарха Кирилла. Тех же, кто публично выступил с осуждением московского руководства — и светского, и церковного, можно пересчитать по пальцам на одной руке. Можно заподозрить, что решение не поминать патриарха — не столько политическое и даже не этическое решение епископов, сколько вынужденная мера, принятая под давлением обстоятельств: либо они «замалчивают» патриарха, чтобы не раздражать прихожан, либо теряют приходы.

Переоценка ценностей так и не произошла — во всяком случае, пока. Мы не слышим от священноначалия УПЦ МП ни слова раскаяния. Никто не признает ошибочности своих недавних проповедей о «русском мире». И даже нынешние события комментируются в очень сдержанном тоне. Первая вспышка надежды — речь митрополита Киевского Онуфрия в первый день вторжения о каиновом грехе — быстро погасла. Первый шок прошел. Речи стали куда более сдержанными, чтобы не сказать вялыми. Все «скорбят» о жертвах и разрушениях, нанесенных «конфликтом» «нашему народу». Ни слова о причинах. Ни слова о виновных. Понимайте, как хотите.

В общем, на фоне зажигательной и безумной, как мартовский заяц, речи патриарха Кирилла, в которой он благословил войну на уничтожение Украины, наши епископы выглядят бледно и неинтересно. Как люди, которые все еще не сообразили, как бы им выпутаться из создавшегося положения.

Ничего интересного так не придумали. Сине-желтые флаги на входах в церковь, вывески и ФБ-посты священнослужителей о том, что «УПЦ — с народом Украины», отказ поминать патриарха Кирилла во время богослужений — не более чем покровительственная окраска.

Анафема для патриарха

Заодно патриарху Московскому подсказывают, как ему следует поступить, чтобы удержать свой украинский филиал, который вот-вот пойдет вразнос: пока переходы в ПЦУ не стали действительно массовыми, надо срочно предоставить УПЦ МП автокефалию. Это позволит сохранить церковное разделение в Украине. А когда все, Бог даст, утихнет, автокефальная УПЦ станет верным сателлитом Моспатриархата в межправославном диалоге. Который, конечно, тоже когда-нибудь возобновится.

Выбор у патриарха небольшой. В угаре войны он может потерять не только украинскую церковь. На мартовское заседание Священного Синода не прибыли, помимо украинских участников — митрополитов Онуфрия и Антония, и главы Молдавского и Литовского филиалов. Митрополит Кишиневский не хочет ссориться со своими властями. А митрополит Литовский и вовсе открытым текстом сказал, что ноги его в Москве не будет.

Еще одна украинская автокефалия была бы для патриарха Кирилла неплохим выходом. Но тут он оказывается заложником ситуации. Дать УПЦ МП автокефалию сейчас — значит, предать Путина. Путин не признает субъектности Украины и готов ради реализации своего болезненного бреда смести целый народ с лица земли. Как в этой ситуации преданному придворному патриарху подтверждать субъектность Украины, даруя ей собственную церковь? Пускай даже это решение сугубо «техническое»?

Благословляя убийство украинцев, патриарх, возможно, надеялся, что российские штыки решат проблему ПЦУ и отомстят Вселенскому патриарху за его дерзость. Но цена этой авантюры оказалась непомерно высокой, в том числе для него самого. Потому что он войдет в историю не только как патриарх, проигравший грекам политическую партию. Но и как патриарх, который благословил массовые убийства православных людей, прихожан собственной церкви. Как глава церкви, который предал и опозорил саму церковь. Лишил свою церковь всех и любых моральных прав. Если патриарх благословляет убийство детей, какое моральное право имеет церковь выступать против абортов?

Нет ничего удивительного, что в православном мире поговаривают о скором низложении патриарха Кирилла. Или даже об анафеме. Анафема технически сложнее — ее накладывают только за искажение христианского учения. Пособничество государственному терроризму, благословение на массовые убийства — не повод отлучать от церкви. И это само по себе интересно. Но даже если следовать правилам доброго богословского тона, дела патриарха плохи: доктрина «русского мира», которой патриарх подменил православную доктрину, — это не только «искажение», это прямое оскорбление христианского учения. Во всяком случае, для полноты православия просто признать этот факт было бы хорошим, даже спасительным ходом.

Папа и бомба

Спасительным, потому что бессилие религиозных институтов перед политической волей государственной власти станет общим местом в истории этой войны. Не патриархом ведь единым. По-своему прекрасный документ издали и мусульманские лидеры России. Они пошли даже немного дальше православного собрата — отдельной строкой одобрили применение оружия массового поражения. Для тех, кто не помнит школьных уроков по гражданской обороне: оружие массового поражения — химическое, биологическое, ядерное. Применяться «в целях самозащиты» оно никак не может.

Свою долю разочарования получил также папа Римский Франциск. Он искренне пытался выступить посредником. Ватикан мобилизовал на предотвращение этой войны все свои ресурсы — и материальные, и духовные. И проиграл. Стать вторым Иоанном XXIII у Папы Франциска не получилось.

Что ж, неудачи случаются. Папа Франциск все еще может по крайней мере попробовать не стать вторым Папой Пием XII. Но и этот шанс понтифик, кажется, упускает. Как и прежде, он не только не спешит расставлять моральные акценты — он не может пересилить себя и назвать имя злодея. «Украинский кризис» и даже «украинская война» (небывалая смелость!) в выступлениях Папы имеет только жертв. Но не имеет виновных.

Святой престол продолжает разменивать свой моральный авторитет на дипломатические преимущества. Вот, например, слова госсекретаря Паролина: «Социальная доктрина церкви всегда признавала законность вооруженного сопротивления перед лицом агрессии. Однако… необходимо задать себе вопрос: является ли вооруженное сопротивление единственным путем вперед?».

То есть, с точки зрения Ватикана, Украине следовало бы подумать о том, чтобы сложить оружие, если нет другого пути достижения мира?

Что ж, воля Украины к сопротивлению для многих оказалась сюрпризом, и не самым приятным. Не только Папе Римскому — всему коллективному Западу было бы проще, если бы Путин съел Украину за несколько дней, без всех тех ужасов, которыми сопровождается любая полномасштабная война. Не было бы болезненных дилемм, которые сейчас стоят перед всем «коллективным Западом». И есть какая-то горькая ирония в том, что Папа Франциск, который всегда старался от этого «коллективного Запада» дистанцироваться, оказался в этой истории его органичной частью — со всеми иллюзиями, кризисами, достоинствами и недостатками. И даже в селфиках с украинскими детками-беженцами Папу Франциска можно отличить от президента Байдена разве что по цвету костюма. Никогда еще нам не было так ясно, что «оставаться на стороне жертвы», как это подчеркнуто делает Папа, и при этом отказываться признавать злодея злодеем — чистое лукавство. Его могут позволить себе политики и дипломаты. Но не представители церкви. Если только церковь не превратилась окончательно и бесповоротно в политический институт.

Детки (и котики) — беспроигрышный сюжет. Папу Франциска с коллективным Западом объединяют ООН, НАТО, ЕС, с правительствами западных стран — стремление оставаться в беспроигрышной позиции. Вот только тот, кто стремится не проиграть, никогда не выиграет. И в конечном итоге почти наверняка проиграет.

Разочарование церковью — ее неспособностью выйти с открытым забралом на стороне добра, дать откровенные ответы на неудобные вопросы, поступить не в интересах институции, а в интересах истины, может привести к тому, что из этого кризиса религиозные институты выйдут с изрядно потрепанной кармой. Доверие к ним — и так не особо высокое — упадет еще сильнее. И это очень и очень некстати. Потому что чем бы ни закончилась эта война, она оставит по себе глубокий выжженный след в человеческих душах. Нам только предстоит до конца осознать суть слова «расчеловечивание». Нам предстоит выбираться к свету из грязи и ненависти. Нам предстоит восстанавливать не только города и села — нам предстоит восстанавливать самих себя. Возникнет очень много лжепророков и лукавых, которые постараются использовать наши травмы. В общем, «смерти религии», конечно, не будет. Но для мировых церковных институтов наступают непростые времена.

Больше статей Екатерины Щеткиной читайте по сслыке.

Случайно попавший в Сеть некролог по Украине, заготовленный самоуверенными оккупантами, вызывает сложный букет эмоций с преобладанием гадливости и злого веселья. Вместо «восстановления Русского мира в составе России, Белоруссии и Малороссии» мы имеем пока только яркое доказательство «вывиха», но не в истории, а в российских мозгах.

Если обращаться к историософии — любимому жанру российского президента, то приходится признать, что Киев и вместе с ним вся православная цивилизация потерпела крупное историческое поражение. Увы. На протяжении тысячи лет мы — Киевская церковь, через которую полнота православия контактировала с Ордой, — пытались ее цивилизовать. Дали ей веру и церковь. Накачивали ее просвещенными кадрами. Строили ее культуру. Но, судя по последним событиям, не слишком преуспели в своей главной миссии. Орда местами обрусела, переоделась в европейские костюмы, завела даже собственную церковь со своим ручным патриархом — но так и осталась Ордой.

Символы нашего поражения — драгоценные плоды нашей собственной и мировой культуры, уничтоженные восточными варварами за несколько последних дней: самолет «Мрія» и картины Марии Приймаченко. Символ нашего поражения — ракеты, запущенные по жилым кварталам городов. Погибшие и раненые дети в обстрелянном варварами Охматдете, в «гуманитарных коридорах», в собственных квартирах, на улицах родных городов и сел. И ядерные ракеты, которыми безумный хан грозит миру, — тоже результат и символ нашего исторического или, как любит говорить путин, «цивилизационного» поражения.

Но мы не дышим историей. Мы не стоим за прошлое, не оправдываемся перед собой и миром, не несем ответственности за исторические провалы и не слишком полагаемся на прошлые великие победы. Нам нужны победы не вчера, а прямо сегодня. Потому что мы воюем за наше будущее. За жизнь. Против изначально мертвого «русского мира» — гибрида упыря и голема, которого надо постоянно поить человеческой кровью, чтобы он мог и дальше существовать и властвовать.

Когда Бог хочет покарать, он, как известно, отнимает разум. Путин обезумел. «Русский мир» проклят.

Когда же Бог хочет покарать проповедника, он отнимает у него голос и дар слова. Именно это случилось с патриархом Московским. Патриарх молчит, а когда говорит, то лучше бы молчал — из его деревянной глотки сыплются деревянные же слова, которые уже давно никого ни в чем не могут убедить.

Собственно «убедить» — это уже давно не задача патриарха и его церкви. Задача — приспособиться. Кто-то из священников одобряет действия Путина — давно, мол, пора «наказать хохлов». Те, кто не одобряют, — в меньшинстве. Большинство же — истинные духовные дети своего патриарха — считают, что лучше помолчать, спрятаться за призывами к миру, адресованными «обеим сторонам». Паства, дескать, у нас разделена — кто так думает, кто инак, — и пастырь не может ничего сказать, чтобы не разделить паству еще больше. Нет, с точки зрения российского священника, большего зла, чем разделение. Даже смерть младенцев, эта воспетая и опошленная в русской культуре «слезинка ребенка» — не повод для пастыря перестать жевать картон и сказать что-то внятное. Назвать зло по имени. Призвать к добру

Все, что можно сказать этой церкви, по крайней мере, с нашей стороны границы, а теперь — еще и линии фронта: Русская православная церковь, следуй в кильватере российского военного корабля. И никуда не сворачивай.

Все статьи Екатерины Щеткиной читайте по ссылке

Папа планирует посетить Украину в будущем году — об этом сообщил глава Украинской греко-католической церкви архиепископ Святослав Шевчук. Пока неизвестны подробности — когда, куда и с чем, но, определенно, приедет. Правда — это только половина новости. А вот ее вторая часть: Папа также намерен в ближайшее время встретиться с патриархом Московским Кириллом. Об этом понтифик заявил, возвращаясь из апостольской поездки в Грецию и на Кипр.

По словам понтифика, он ожидает визита главы Отдела внешних церковных связей РПЦ митрополита Илариона Алфеева и уверен, что тот едет именно для того, чтобы согласовать место и время встречи. Они могли бы пересечься с патриархом, например, в Финляндии, куда глава РПЦ планирует нанести визит. Но и против визита в Москву Папа, конечно, не возражал бы. И вообще, «чтобы встретиться с братом, протоколы не нужны».

Эти два сообщения — о возможном визите в Украину и встрече Папы Римского с патриархом Московским — взаимосвязаны. Сроки и программа визита Папы Франциска в Украину скорее всего будет зависеть от того, состоится ли его встреча с патриархом Московским, когда она состоится, и какой будет повестка дня. 

Гаванский тупик

Официальные каналы РПЦ пока что комментируют возможную встречу Папы и патриарха крайне сдержано и, в основном, в отрицательном ключе. Нет, не слышали. Нет, не собирается. В Москве — вообще немыслимо. Да и в Финляндию патриарх Кирилл, на самом деле, скорее всего не поедет — вы же понимаете, пандемия и все вот это вот… 

Но в голосах не чувствуется твердости. В конце концов, не в РПЦ этот вопрос будет решаться.

Вероятность встречи патриарха Кирилла и Папы Франциска в ближайшее время действительно высока. Поездка в Грецию и на Кипр, намерение посетить Украину — все это сигналы, которые Папа настойчиво посылает московскому «брату». Или, скорее даже, его начальству. 

Что бы мы с вами ни думали, основной целью Папы Франциска в нашей части мира остается Москва. Он этого не скрывал никогда, напротив, он работает на «восточном направлении» весьма упорно. После того, как ему удалось встретиться с патриархом Кириллом на нейтральной территории — на Кубе — и подписать программный документ — Гаванскую декларацию — прошло почти шесть лет. Но воз и ныне там — никакого развития «гаванский процесс» не получил. Декларация так и не была ратифицирована Архиерейским собором и фактически похоронена под давлением консервативных сил РПЦ. 

Но глава Католической церкви умеет ждать. А в этот раз ему и ждать-то долго не пришлось. За последние пять лет так много изменилось, что дело просто не могло не сдвинуться с мертвой точки.

Плюс-минус Рим

Впрочем, Папа Франциск и сам не сидел сложа руки. Он очень активно продвигался на Восток, укрепляя свое влияние в православном мире. Два года назад он совершил весьма плодотворную поездку в Румынию. На днях вернулся из поездки по Греции и Кипру — и встретил там теплый прием. В октябре в Италии побывал с визитом Вселенский патриарх Варфоломей — и это была далеко не первая их встреча. А совсем недавно в ходе визита в Грецию понтифик публично высказался в том смысле, что Великая схизма была решением политическим, а ее богословские обоснования не имеют ничего общего ни с личностью Христа, ни с текстами Евангелия.

Все это говорит о том, что Папа Франциск хочет не просто развивать православно-католический диалог. Этот диалог и так идет уже несколько десятилетий. Он ищет прочного союза, христианской солидарности для продвижения общих идеалов и интересов в мире, который все меньше воспринимает не столько даже традиционные ценности, сколько традиционные институты и традиционные методы их реализации в жизни общества. Он преследует амбициозную цель — обновление христианской жизни в мире. И будет это делать.

Еще недавно Москва выглядела вполне походящим партнером. Московский патриарх почти прямым текстом предлагал Апостольской столице союз «за традиционные ценности» против секуляризации, бездуховности, неолиберализма и прочей «мыслей западных заразы». Патриарх Кирилл давно мечтал о подобном союзе, и казалось, что Гаванская декларация открыла перед ним широкую дорогу к «сбыче мечт». 

Но что-то пошло не так. И в данный момент патриарх может с горечью наблюдать за тем, как жизнь проходит мимо — диалог между Католической и Православной церковью вполне успешно ведется без его участия. Позиции патриарха Варфоломея и греческой церкви укрепляются. А он из этого процесса исключен — и нельзя даже сказать, что только по собственной вине.

РПЦ понесла серьезные потери в результате предоставления Украине Томоса об автокефалии — потери и численные, и репутационные. Но главное — она скомпрометировала себя расколом с Вселенским патриархом. К тому же ее влияние в православном мире сильно ослабело из-за финансовых проблем, а также из-за превращения Кремля — главного козыря патриарха — из мирового лидера в мировое пугало. 

Карта раскола, которую выбросила на стол РПЦ, не сыграла — церкви-«сателлиты» не поспешили разорвать общение с Вселенским патриархом следом за РПЦ, она осталась в расколе одна. И ей, вероятно, очень хотелось бы вернуться к предыдущему ходу. Но как сделать это, не потеряв лица?

В этом мог бы помочь Папа Франциск, выступив в роли посредника между московским и константинопольским «братьями» во имя мира в православной церкви. Ну и заодно разморозить гаванский процесс.

Карибский комикс

Для того чтобы встретиться с «братом», протоколы Папе не нужны. А вот «брату» от них никуда не деться. Вопрос о том, с кем, где и с какой повесткой встречаться патриарху Кириллу, решает не он сам и не его епископат. Все сколько-нибудь серьезные решения, касающиеся РПЦ, принимают в Кремле. Если бы это было не так, возможно, и раскола между Москвой и Константинополем не было бы. 

Но главное — встреча патриарха с Папой Римским вряд ли ограничится исключительно церковной повесткой. Она наверняка будет охватывать куда более широкий политический контекст. Есть все основания предполагать, что Папа Франциск окажется еще одним человеком в довольно длинной очереди желающих стать посредником между Украиной и Россией.

Вот только в отличие от всех прочих кандидатов — уже отвергнутых Кремлем с разной степенью невежливости — у Папы Франциска есть реальные шансы эту роль получить.

Карибский кризис

В Кремле, как известно, Украину пытаются не замечать и представлять российско-украинский конфликт как конфликт интересов России и НАТО. И тут вмешательство Папы очень уместно. Во-первых, это выводит диалог на должный уровень — между Россией и Западом. Во-вторых (и, возможно, в-главных), Путину это польстит лично. Не потому даже, что Папа Римский — суперзвезда, с которой и постоять рядом приятно. Его участие придает нынешней ситуации схожесть с карибским кризисом. Снова как тогда: СССР против НАТО, католик — президент США, Папа Римский — на прямой связи с Кремлем и Белым домом. И даже Куба, хоть и далеко, но не чужда контексту. 

Былое величие и его реконструкции — сантимент стареющего диктатора. И пускай история, как водится, повторяется в виде фарса — и президент США на грани отлучения от Католической церкви, и СССР, мягко говоря, уже не тот, да и театр потенциальных военных действий больше не охватывает весь земной шар и к тому же из другого полушария приблизился вплотную к границам России. Главное, что есть несколько ключевых точек, которые совпадают. Хотя бы приблизительно. 

Перейдем на «вы»?

Еще недавно — в момент рождения Гаванской декларации — казалось, что Папа Франциск в целом не против рассматривать украинский вопрос исключительно в московском контексте. Украина, вероятно, виделась ему какой-то сумеречной и проблемной окраиной православного русско-советского мира, судьбы которой вершатся Москвой или хотя бы с разрешения Москвы. Я не берусь судить Папу Франциска — он человек из совершенно другого полушария и политического контекста. Чтобы разобраться в перипетиях европейской истории, нужны время, веский повод и желание.

Что ж, поводов думать и говорить о себе Украина в последнее время дает немало — еще никогда софиты мировой прессы не освещали нас так щедро, у нас просто нет возможности оставаться в «сумерках». Это в полной мере касается и церковной сферы. Для Папы Франциска первым «звоночком» могла стать бурная и весьма критическая реакция украинских католиков — преимущественно греко-католиков — на Гаванскую декларацию. Тогда заглаживать ситуацию из Ватикана прибыл лично госсекретарь Пьетро Паролин. 

Следующим событием, которое не могло пройти мимо внимания Папы, стало предоставление Украине Томоса об автокефалии. Украина обрела субъектность в православном мире. Для римского понтифика решение Вселенского патриарха, надо думать, что-нибудь, да значит. А его визит в Украину без испрашивания разрешений у Москвы — серьезный политический шаг, подтверждающий эту субъектность. 

Наконец, возможно, что Папа Франциск действительно возьмет на себя роль посредника в переговорах с Россией. Т.е. будет говорить «о нас без нас» — так, как этого и хочется Кремлю. Приехать после этого к нам — правило доброго дипломатического тона. Это должно показать, что Папа играет роль именно посредника, а не переговорщика «поверх головы». 

Но кроме того, Папе Франциску — если он действительно надеется сыграть роль посредника в российско-украинском конфликте — совершенно необходимо сделать какой-то красивый жест в адрес Украины. Его затянувшееся нежелание присмотреться к нам поближе, услышать и увидеть нас — не только как досадную помеху в диалоге с Москвой, но, напротив, как возможность, как союзника в своих глобальных проектах — вредит ему в глазах украинцев. Острые углы, возникшие между Украиной и Папой Франциском, должны быть наконец сглажены. Для Папы с его легендарным шармом это не составит особого труда. Все, что нужно сделать — сменить в разговоре об Украине слово «они» на слово «вы».